Настоящая служба в украинской армии: чего нам не показывают СМИ

В роте, с которой я начинал служить, были школьная учительница, айтишник из Ивано-Франковска и цирковой мим из Киева. Видел в армии трактористов и маркетологов. Бизнесменов и барменов. Владельцев пасек и СТО.

Возможно, дело в том, что я не успел повоевать в кадровой армии. Она выигрывала нам время в 2022 году. Держала фронт, пока стремительно тренировали всех пришедших в военкоматы в первые дни после вторжения. А затем соотношение мобилизованных и кадровых стало таким, что армия превратилась в народную.

25 месяцев назад я судил о войне по фильмам и компьютерным играм. Не повторяйте мои ошибки. Война не похожа ни на то, ни на другое. Мы не стреляем с утра до вечера. Не совершаем подвиги в режиме 24/7. Мы совершенно необязательно смотримся эпически и точно не напоминаем ваших любимых киногероев. Когда будут снимать фильм об этой войне – нас не позовут даже в массовку.

А еще я не смотрю телевизор.

Дело не в том, что там нет сюжетов об армии. Проблема в том, что в этих сюжетах нет армии. Те, кто снимают войну, каждый раз попадают в ту же ловушку. В их материалах сверхлюди творят сверхусилия: ежедневно штурмуют посадки, держат оборону втроем против роты, совершают подвиги и мстят за друзей. Героями этих сюжетов можно увлекаться. Их можно обожать. Но с ними невозможно себя соотнести.

Если бы я смотрел эти сюжеты, то невероятно боялся бы армии. Каждая история напоминает кульминацию блокбастера. Каждый герой – молодого греческого бога. Я бы смотрел каждый материал с удивительной смесью восторга и стыда. А еще – с острым чувством несоответствия себя увиденному. И да – я был бы уверен, что не рожден для войны.

В действительности армейский быт большинства подразделений на 90% состоит из рутины и на 10% – из сверхусилий. Причем рутина – это не только внезапное затишье в окопах. Это ремонт машин и техническое обслуживание. Учет и делопроизводство. Логистика и продслужба. Это множество специальностей, где нужны руки и мозги, мозги и руки. Но в том и особенность, что журналисты привозят из армии рассказы только о тех же 10% сверхусилий, которые внушают зрителю пиетет и страх. В результате – армия попадает в ловушку глорификации.

Медиа создали у страны два противоположных настроения. Первый: "армия – территория героев, совершающих подвиги". Второй: "я не похож на них, а значит это не для меня". В результате армия возглавляет рейтинг доверия, улицы завешены рекрутинговыми билбордами, а люди при этом бегают от повесток.

Те, кто хотел стать героями – давно ими стали. Те, кто мечтал о славе и карьере – прямо сейчас добывают одно и другое. Апеллировать к ним бессмысленно, все эти люди уже успели впитаться в пиксель. Героизация службы в армии уже не нужна. Нужна рутинизация.

Армия – это работодатель, платящий высокие – по меркам страны – зарплаты. Причем она платит их не только за победу над львом и лернейской гидрой. Она платит их тем, кто точит Гераклу меч, чинит ему корягу и заполняет журнал учета подвигов. Она платит ее сержанту по МЗ – по раздаточной ведомости выдает лопаты для очистки авгиевых конюшен. Старшему технику – следящему за лошадьми Диомеда. Связным – извиняющимся Гераклу рации и настраивая "кропиву" на планшете.

Но все эти люди остаются под радарами украинских СМИ. Весь наш контент об армии намекает, что Геракл воюет своими силами. Что единственный способ быть рядом с ним – это быть ему пропорциональным. Что армия – место для полубогов, которыми можно увлекаться только на расстоянии. И это рождает искажение, которое делает идею мобилизации невозможной.

В медиамире эмоции – это нефть. Тот, кто их заполучил, тот и озолотился. Поэтому СМИ выбирают из разнообразия армейских историй именно те, что способны вызвать шок, трепет и скорбь. Это отличный способ зарабатывать кликбейт. И совершенно никудышный – чтобы продавать армию как работодателя.

Будни армейского повара невероятно обычны. Старшему водителю не нужен миллионер для ремонта волонтерской коряги. Логист не совершает подвиг, когда выдает за накладное имущество. Деловод не похож на Тони Старка в момент заполнения очередного журнала. И от их историй журналисты привыкли отмахиваться.

Впрочем, не единственными журналистами. Кинематограф приучил нас видеть в войне подвиг и трагедию, эпос и смерть, торжество духа и величие жертвы. Компьютерные игры научили тому, что солдатские будни 24/7 состоят из огневого контакта. Если боец бодрствует, то стреляет. Если не стреляет – спит.

Третья штурмовая уже поняла эту ловушку – и потому на рекламных билбордах висит приглашение "работать в армии". Потому что в армии действительно можно работать. Не побеждать Таноса. Не бурить метеорит. Не взрывать звезду смерти. Думать, варить борщ, ремонтировать вещи. Бонусом ты получаешь чувство принадлежности, повод для самоуважения, льготы и статуса.

Но мы уже третий год живем в ситуации сбитой оптики. Чем выше на пьедестал ставят нас – тем меньше люди хотят к нам. Чем героичнее описывают наш быт – тем меньше другие хотят его с нами делить. До войны мы говорили о том, что заложник кликбейта – это здравый смысл.

Но последние три года заложник военного кликбейта – это страна.