Ничто не говорит о событиях четырёхлетней давности, когда за воротами стоял вражеский штабной БТР, в конце улицы постоянно работал мобильный крематорий оккупантов, семья вместе с соседями пряталась от вражеских ракет и снарядов в маленьком холодном подвале, а маленькие Божена и Зоряна пели колядки, когда было особенно громко.
Сергей Данилков – известный врач-хирург, его жена Татьяна – врач-реабилитолог. В момент полномасштабного вторжения россиян семья, как и многие другие жители города, оказалась в ловушке в Буче. Они 10 дней находились в эпицентре вражеских обстрелов – без света, воды, частично без интернета. А когда поняли, что должны прорываться к своим любым способом, выезжать пришлось под аккомпанемент автоматных очередей мимо расстрелянных автомобилей. Потом была длительная дорога в Тернополь, бесконечные очереди на границе и разрывающий сердце крик Божены "Папа, не бросай меня!" перед четырёхлетней разлукой. Теперь они снова все вместе и больше не готовы расставаться.
– 24 февраля 2022 года вы находились в своём доме в Буче?
Сергей: Да, когда всё началось, мы поняли, что выехать из Бучи не сможем, потому что Варшавка (автотрасса М07 Киев–Ковель – ред.) уже стояла – там машины выстроились в четыре ряда и не двигались. А над городом уже летали вертолёты, и мы были бы просто как мишени. Решили, что нужно пересидеть обстрелы, поэтому быстро достали из подвала всё, что было, поставили туда раскладушки, завесили ковром вход, чтобы гасить акустическую волну, поставили вентилятор, занесли воду. К нам присоединились наши пациенты – две семьи с беременной дочерью, которые также жили в Буче и не имели собственного подвала.
И тогда началось. Над нами летало всё. Как потом сказали военные, мы были в центре купола обстрела. Как не прилетело в наш дом – трудно сказать, соседям бронебойным снарядом прошило дом насквозь.
– Как вы поняли, что началась война?
Сергей: Всё началось очень интересно. Я обычно в 5 утра собираюсь в Киев на работу, потому что работал на Печерске и довольно далеко ехать. Я уже в галстуке, в костюме, пью кофе – и мне звонит сестра, которая живёт в Соединённых Штатах. Она никогда в 5 утра не звонила. Она мне и сообщила, что нас бомбят. У нас ещё ничего не было слышно, обстрелы начались со стороны Белой Церкви. Я вышел с кофе на террасу – и началось…
Быстро разбудил Татьяну, детей, объяснили им, что произошло. На улице уже прилично бахало, было очень громко. Мы попробовали выехать, но поняли, что уже не сможем, – и вернулись.
Знаете, что меня поразило больше всего? Поведение детей. Когда мы вернулись, дети вышли на террасу, спели гимн и вежливо, спокойно, без слёз спустились в подвал. Когда было громко, они пели колядки там внизу.
– Что было потом? Как вы жили в эти дни?
Сергей: В подвале мы, тринадцать человек, сидели 10 дней. Женщины и дети спускались вниз, а мужчины, когда было громко, – на лестнице, а потом выходили наверх, оценивали ситуацию.
Сначала пропал свет, потом газ, отключился интернет. И мы решили сделать такую себе мини-коммуну. Создали канал в телеграме, добавили соседей. У нас была вода и подвал, у кого-то – много еды, соседи рядом "на лекарствах": один диабетик, другой не ходит. Мы делали перекличку и помогали друг другу. Я военный медик и единственный, кто имел какое-то военное образование. Рассказывал всем, что нужно делать, когда прилетит, как звучит выход (выстрел – ред.) и как слышен прилёт разных видов оружия, как рассчитывать, куда летит и когда прятаться.
Через четыре дня две семьи, которые были с нами, смогли выехать. Они не хотели, чтобы дочь рожала в подвале, и решили прорываться. Но появились другие соседи. Позже мы разобрали забор, чтобы не ходить через улицу, потому что здесь уже появились буряты и чеченцы. Как только начинался обстрел, они быстро шли к нам в подвал. Все эти 10 дней обстрелы были очень интенсивными.
– Что вам больше всего запомнилось в эти дни?
Сергей: 1 марта у сына Никиты был день рождения, ему исполнилось 16 лет. У нас не было ничего. И эти двое котиков (показывает на Божену и Зоряну) нарисовали ему букет и тортик. Так мы в подвале его и поздравляли. А потом была пауза между обстрелами, мы решили пойти сдать кровь. Мы верили, что город наш, наши войска, тероборона, чужаков тогда ещё не было. И мы пошли сдавать кровь. Это была его (сына – ред.) инициация как мужчины.
Ещё вспоминали один вечер. Помните, когда эту длиннющую колонну танков разбили возле Бородянки? Одна колонна – где-то 30 километров танков – шла по Варшавке. А другая шла из Дымера, там 60 километров танков. Они сходились здесь, в Буче, возле "Новуса". В этом узком месте, потому что дальше разбили мост, они шли на Ирпень. И тут на улице Вокзальной их прицельно расстреливали. Из-за нехватки топлива танки вернулись в Бородянку и ждали топливозаправщиков. Мы в то время вечером вышли на улицу, было так тихо, небо чистое, потому что света не было. Зоряна говорит: "Папа, я никогда таких звёздочек не видела. Таких ярких". И тут вдруг становится громко. Наши выпустили два пакета "Градов". Накрыли полностью колонну возле Бородянки. На запад весь горизонт был красным. И тогда мы поняли, что нужно выезжать.
– Как вы выезжали из Бучи?
Сергей: До 5 марта обстрелы были практически непрерывными. Мы поняли, что уже нечего ждать. Выезжали тремя машинами с ещё двумя семьями. Наша машина была 7-местная. Все сидели в три ряда, а за задним рядом стояли канистры с бензином. На улице Депутатской нас обстреляли из "Калашей". Мы объезжали машины, расстрелянные перед нами. Повсюду лужи крови, человеческие внутренности. Российские ДРГ расстреливали автомобили для того, чтобы сделать из них маяки. Они включали аварийку и свет, а на тонированном стекле белым маркером писали артиллерийские координаты для пристрелки. (Я военный и знаю, как пишутся координаты.) А сами шли дальше и оставляли за собой расстрелянные машины с трупами, чтобы следующие, кто идут, передавали координаты, куда стрелять.
Вот так мы выезжали. Таня молилась вслух. Никто даже не пригибал голову, когда стреляли. Никто не понимал, что происходит. Только ветки деревьев, которые сбивали пулями, падали на капот. Я молился, чтобы ни осколки, ни пули не попали в бензобак или колесо.
Три раза по дороге нас обстреливали из автоматов Калашникова. Мы остановились уже в Ирпене. Когда на блокпосте услышали "Слава Украине!", поняли, что выбрались. Поехали в сборный пункт, который находился в протестантской церкви. Оттуда была одна дорога через Стоянку. Мы выезжали оттуда в колонне. А через два часа в то место, где был сборный пункт, прилетело, там было всё разрушено. То есть нам повезло во второй раз.
Потом мы 26 часов ехали в Тернополь, пропускали военную технику. Знаете, что поразило в первые дни? Утром вышли, а там жизнь нормальная. В магазинах всё есть, киоски работают. Мы купили каких-то фруктов, принесли, а девочки говорят: "Это же настоящие мандарины". Они такие растроганные были, а мы просто плакали, глядя на них. После того, что они пережили – сидели на консервах, в подвале, всё слышали и видели… А тут другая жизнь.
– А что было потом?
Сергей: Мы хотели хотя бы неделю отоспаться, но знакомый настойчиво посоветовал срочно выезжать в Польшу, пока очереди на границе были не очень большими. И мы уже через 40 минут поехали. Наши львовские друзья корректировали, на какой пункт пропуска ехать. Посоветовали на Ягодин не ехать, потому что там может прилететь, а на львовских – огромные очереди. Поэтому мы поехали на Устилуг, подъехали машиной, а потом они пошли пешком в потоке людей переходить границу. Божена бросилась на сетку-рабицу и кричала: "Папа, не бросай меня!"…
В Польше их встретили мои друзья из Ротари-клуба и забрали к себе. Они месяц там адаптировались. А потом уже я приехал, и мы начали думать о школе, работе, о наличии жилья.
Что интересно, моя сестра из Америки прилетела. Она офтальмолог, работала в лагере, где встречали беженцев. Мы с ней встретились. Там в лагере был американский журналист Кристофер Бриско. Нас познакомили, мы сидели за кофе, я рассказывал на эмоциях, как мы выезжали, про деток, показывал их фотографии. А он сфотографировал их портрет с моего телефона, из моих рук. И потом он опубликовал сначала это фото в интернете, сделал статью в газете, а затем из этой истории начал писать книгу. Статья называлась "Руки хирурга, сердце отца". И когда эту книгу издал, он приехал к нам в Украину. Я показывал этот подвал, где они сидели. Он был у нас в клинике и оставил автограф. И он сделал апдейт, должна выйти новая книга с продолжением историй людей, о которых он писал раньше. Потом он ещё написал книгу о женщинах на войне.
– Татьяна, как вы с девочками адаптировались в Польше?
Татьяна: Было очень тяжело, не зная языка, не имея вообще никаких социальных контактов. Но через три недели я получила предложение по работе и пошла работать врачом. Я не понимала, как буду консультировать пациентов без знания языка, а мне сказали, что есть Гугл-переводчик. Сначала был стресс ходить на работу каждый день. Со временем я получила все языковые сертификаты, имела неплохую зарплату и репутацию. И когда решила ехать домой, поляки этого не понимали. Мне говорили: куда ты едешь, там же ещё война. А сейчас, даже при том, что всё неспокойно, я здесь летаю. Я поняла, что больше не могу в Польше. Здесь я стою ногами на своей земле, рядом со своим мужем. Даже если здесь ещё громко, ещё что-то летает, вместе нам не страшно.